разбирается.
Надворный советник покачал головой: нет, так не годится. Если они не узнают правду, вся история может повториться, только вместо Ван Юня будет какой-то другой фальшивомонетчик. Если же Ван Юнь им все объяснит, тогда Россия будет застрахована от подобных неприятностей в будущем.
– Предлагаете его отпустить? – спросил Ганцзалин.
– Ну не совсем отпустить, – отвечал Нестор Васильевич. – Человек он ушлый, ловкий и вполне может сбежать, не спрашивая нашего разрешения. Нам сейчас гораздо важнее узнать всю правду об этом деле, чем загнать этого жулика на каторгу.
Помощник только руками развел: хозяин – барин. Надворный советник кивнул головой и повернулся к Ван Юню.
– Ну, – сказал он, снова переходя на китайский, – рассказывайте.
Из дальнейшего рассказа китайского старосты выяснилось, что Загорский переоценил политическую ловкость цицикарского амбаня. Тот, действительно, с самого начала существования Желтуги испытывал сильное давление со стороны Пекина. Императрица требовала, чтобы существование незаконных приисков было прекращено, а сами прииски вместе с золотом перешли бы в полное и окончательное ведение китайской короны.
Вопрос: почему амбань никак не мог выполнить повеление императрицы? Ответ – он не мог, он не хотел. В существовании Желтуги был у амбаня свой шкурный интерес. Хитроумный чиновник решил нажиться на Амурской Калифорнии и стал скупать золото, которое намывали там приискатели, чтобы потом продавать его по более высокой цене. Однако по-настоящему развернуться он не мог, поскольку денег у него было недостаточно. И тогда он решил печатать фальшивые русские червонцы и уже их отдавать за золото. В укромном уголке подвластной ему провинции он обустроил типографскую фабрику – и дело пошло.
– А почему русские, почему не китайские юани? – спросил Загорский.
Потому, отвечал староста, что за фальшивые русские деньги китайскому амбаню ничего не будет, а за фальшивые юани с него бы сняли голову, если бы это стало известно. Вот поэтому печатались исключительно русские деньги. И именно поэтому амбань так долго не мог справиться с Желтугой – потому что, как только он бы ее разогнал, золотой ручей, текущий ему в карман практически бесплатно, немедленно бы иссяк.
Впрочем, этим летом давление на амбаня со стороны центральной китайской власти достигло предела, и он вынужден был изобразить разгон Желтуги. Однако, разогнав республику и сообщив об этом в Пекин, он проявил хитрость: не взял прииск под охрану, вследствие чего приискатели очень скоро вернулись обратно. Но ближе к зиме выведенная из себя императрица объявила, что если Желтуга не будет уничтожена, амбаня снимут с должности и отдадут под суд. Так что пришлось ему взяться за дело всерьез, и тут уже никакие письма ничего не могли изменить.
– Замечательно, – сказал Загорский, который с большим интересом слушал рассказ старосты. – Вот видишь, мы с самого начала двинулись в правильном направлении, но время уточнило некоторые детали.
– Что будем делать со всей этой публикой? – осведомился Ганцзалин по-английски, неприязненно оглядывая лежавшего на полу Андрея Георгиевича и Ван Юня, который, пока рассказывал, кажется, немного успокоился и перестал, наконец, дрожать.
– Я полагаю, мы доставим этих двоих к уряднику, – отвечал Загорский.
– Только двоих? – осведомился помощник. – А как же баба?
Надворный советник заметил, что задерживать Марию Александровну у них нет оснований, если полиция пожелает, она позже сделает это сама. Итак, они поведут этих двоих в полицию.
Ганцзалин нахмурился: они же обещали Ван Юню не сдавать его властям.
– У нас нет никакой законной возможности исполнить это обещание, – развел руками Нестор Васильевич. – Однако не все тут зависит от нас. Вероятно, манегры, которые здесь повсюду, увидят, что мы ведем китайца. Наверняка они на нас нападут и отобьют у нас господина старосту. Противостоять им мы не сможем, потому что оружия у нас нет. Но уж этого золотоглазого господина мы наверняка доставим к уряднику, я дам ему подробные указания, как поступить дальше – и дело будет закрыто.
Помощник кивнул. Однако видно было, что его все еще что-то волнует.
– А манегры не убьют Ван Юня? – спросил он озабоченно. – Они многих приискателей поубивали.
– Уверен, что нет, – отвечал Загорский. – Ван Юнь – не просто приискатель, он староста. Его наверняка доставят в ямынь и будут судить показательным судом. Остается только надеяться, что китайский суд будет достаточно гуманным и сохранит ему жизнь…
* * *
Вечерело. Загорский и Ганцзалин стояли на окраине станицы, разглядывая живописные приамурские горизонты.
– Неплохо бы нам обзавестись пистолетами, – заметил надворный советник. – Места здесь дикие, много лихих людей, особенно сейчас.
Помощник немедленно вытащил из кармана револьвер и показал его господину.
– Где ты его взял? – удивился тот.
– Пока вы беседовали со старостой, немного осмотрелся в доме, – отвечал очень довольный Ганцзалин.
– Значит, ты его попросту стащил? – укоризненно спросил надворный советник.
– Не стащил, а изъял, – уточнил помощник. – На каторге нашему золотоглазому пистолет все равно не понадобится, да и не пустят его туда с пистолетом. Кстати, о каторге. Как вы поняли, что Ван Юнь прячется именно здесь?
Нестор Васильевич отвечал, что это было совсем несложно. Китаец может прожить без дуйляней при входе, без талисманов фэншуй, даже без алтаря с табличками предков. Но без теплого кана, особенно на севере, прожить он не способен. На севере кан – это отец и мать китайца.
– Русская изба, – продолжал Загорский, – была приспособлена под надобности Ван Юня. К печке, к которой китайцы непривычны, он добавил еще и кан. Мне сразу стало ясно, что тут живет китаец. Я, конечно, не мог быть уверен, что это именно наш староста. Однако, когда ко мне вышел Андрей Георгиевич, все сомнения мои отпали.
– Почему? – изумился помощник.
– Потому что он – убийца Забелина. Тот самый, которого мы искали в Нижнем.
– Но как вы это поняли?
– По приметам, которые сам и вычислил.
Некоторое время они молчали, каждый думал о чем-то своем.
– Знаете, чего мне больше всего жалко во всей этой истории? – спросил вдруг китаец.
Надворный советник посмотрел на него с интересом: чего же?
– Амурскую Калифорнию, – отвечал Ганцзалин. – Было в этой республике что-то особенное, чего я раньше не встречал. Или мне это только показалось?
Нестор Васильевич улыбнулся. Ну, разумеется, было. В ней были свобода и самоуправление, то есть то, чего не встречали они ни в Европе, ни в России, ни, подавно, в Китае.
– Вы правы, – кивнул помощник. – Свобода и самостоятельность. Именно этого ощущения мне жалко. Как думаете, может быть, Амурская Калифорния еще возродится?
Загорский пожал плечами: может, и возродится. Но только не здесь.
– Почему? – в голосе Ганцзалина слышалось искреннее огорчение.
– Потому что Россия – не Америка, а Китай – тем более, –
